«Следы» тавров на Кара-Даге
Вдоль острых вершин хребта Сюрю-Кая проходит Северный перевал. К нему ведёт недавно появившаяся улица Кирилла и Мефодия, затем по склону взбирается тропа; по мере приближения к скалистому основанию горы, следует держаться правее.
Проходим через одичавшие болгарские сады и виноградники с вековыми миндальными деревьями, и, наконец, приходим в урочище, которому как нельзя более подходит название «святого места».
Здесь из-под скал вытекает родник особенно чистой и вкусной воды, который болгары называли «под Цръквица». Шагах в десяти и сама церквушка, вернее то, что осталось от неё — вросшая в землю, сложенная из тесаных камней апсида, над которой вплоть до 60-х годов возвышались стены с остатками сталактитового свода…
Вероятно, располагалось здесь и одно из таврских селений. Если подняться отсюда выше, в распадок или седловину между основным хребтом Сюрю-Кая и параллельной ему скальной стеной, то здесь среди густых зарослей ещё не так давно можно было видеть могильники тавров — их знаменитые каменные ящики. Встречались они и в других местах Карадагского массива.
На Кара-Даге и в его окрестностях выделяются три культуры эпохи раннего железа (I тыс. до н. э.) — киммерийская (IX-VII вв. до н. э.), кизил-кобинская (VII-IV вв. до н. э.) и таврская (VII—III вв. до н. э.).
С культурой киммерийцев и кизил-кобинцев можно связать находки керамики в древнейших слоях поселения Тепсень, близ источника Лягушка (Кадыкой), а также в гроте Киммерийский и на пункте Дозорный в юго-западной части хребта Хоба-Тепе над бухтой Львиная.
Значительно ярче представлена культура тавров. Эти племена заселяли гористую часть юго-западного Крыма, и северо-восточная их граница пролегала где-то в районе Феодосии. На Кара-Даге и в его окрестностях выявлены таврские поселения, дозорные пункты, могильники — «крымские дольмены», или каменные ящики. Впервые их обнаружил Паллас в долине деревни Козы.
В начале XX в. появились упоминания о каменных ящиках на Кара-Даге, у пос. Коктебель и Отузы (Щебетовка). В ходе разведок 70-80-х гг. таврские памятники в районе Кара-Дага и Эчки-Дага обнаружены в более чем 10 пунктах.
Все они находятся на склонах и вершинах гор выше 150-метровой абсолютной отметки и удалены от берега моря не менее, чем на 1-2 км. Их отсутствие в прибрежной зоне, скорее всего, объясняется её периодическим затоплением.
Таврские памятники Кара-Дага и его окрестностей условно делят на несколько групп. К 1-й относятся небольшие поселения или хутора на пологих участках — у источника Гяур-Чешме, в верховьях Золотой балки, у холма Кады-Кой, близ источника Эчки-Даг. Здесь прослеживаются следы каменных построек, крепид, множество лепной коричневато-серой керамики.
Ко 2-й группе отнесены памятники на более крутых местах -в верховьях балки Кордонная, между перевалом Южный и горой Сюрю-кая на Кара-Даге, под горой Кокуш-кая на Эчки-Даге.
В 3-ю группу включены следы таврского пребывания на обрывистых, труднодоступных склонах и вершинах, с которых открывается хороший обзор окрестностей. Это гора Сюрю-Кая, скалы Трон и Свита на хребте Карагач. В таких местах могли располагаться только дозорные пункты или святилища-жертвенники, а скорее — и то, и другое.
4-ю группу составляют самые выразительные памятники таврской культуры — каменные ящики, «крымские дольмены». Таким образом, тавры интенсивно осваивали центральную часть Кара-Дага. Здесь были их пастбища, сельскохозяйственные угодья, поселения, святилища и могильники.
О таврах
Тавры — древнейший народ-автохтон Таврики, давший название полуострову. И хотя культуру народа с этим именем располагают в пределах I тыс. до н. э., корни её уходят гораздо глубже — в эпоху бронзы и неолита.
Их наиболее вероятными предшественниками ныне принято считать носителей Кемиобин-ской культуры (по имени кургана Кеми-Оба близ Белогорска, раскопанного А. А. Щепинским, с которого началось её изучение). Она была распространена в горном и предгорном Крыму III-II тысячелетиях до н. э.
Знаменательно, что и антропометрические, и лингвистические данные свидетельствуют, что тавры — народ индоевропейского происхождения. Так, краниологи говорят о наличии в таврских захоронениях черепов понтийского с небольшой примесью северопричерноморского и средиземноморского этнических типов.
Что касается языка тавров, то новейшие исследования (речь о них впереди) дают ему право называться «старшим братом» ираноязычных скифов и сарматов, представителей огромного индоевропейского семейства.
Предполагаемые предшественники тавров — «кемиобинцы» — носители чрезвычайно яркой и выразительной мегалитической культуры, некогда распространенной по всему Средиземноморью.
В степях и предгорьях они воздвигали первые курганы, обнесенные по основанию каменными оградами с антропоморфными стелами на вершине. Под курганами скрывались погребения — ящики из огромных каменных плит, обычно покрытых геометрической росписью.
Однако говорить о прямой преемственности между кемио-бинскими и таврскими мегалитами теперь не приходится. Большинство исследователей ныне полагают, что южнобережные тавры усвоили форму своих родовых усыпальниц от предгорных и степных соседей, выходцев с Северного Кавказа.
У тавров проявления древней мегалитической культуры сохранялись на протяжении I тысячелетия до н. э. (700-300 гг. до н.э.), постепенно она приходит в упадок по мере увеличения контактов с греческой и позднескифской культурами.
Ещё в прошлом веке путешественники застали, описали и зарисовали немало каменных ящиков, которые иногда называют «крымскими дольменами», подчеркивая их типологическое сходство с дольменами кавказскими.
Последние представляют собой грандиозные наземные сооружения из цельных каменных плит с круглым отверстием в торцовой вертикальной стенке; «крымские дольмены» отличаются меньшими размерами и обычно скрыты под земляной насыпью (чаще всего размытой от времени).
Тавры достигли немалого мастерства в деле добычи и обр ботки камня. Из кремня изготавливались всевозможные ножевидные пластины, вкладыши для серпов и каменные полированные топоры. Из кости изготавливали наконечники стрел, гарпуны, иголки.
Огромного труда стоило строительство могильников. Верхние плиты для каменных ящиков в среднем имели следующие параметры — длина 2 м, толщина — 25-30 см, вес примерно 2 тонны.
Чтобы отколоть такую глыбу, необходимо было учесть слоистое строение камня, вбить в соответствующих местах клинья из твердых пород дерева, которые затем поливали водой. Отколотые плиты водружались на деревянные катки и доставлялись к могильнику.
Здесь, на месте, их обрабатывали, долбили пазы, куда вставлялись поперечные плиты. В сооружении каменного ящика принимал участие весь род. В каждом из них встречается до 30-40 захоронений.
Инвентарь могильников, прежде всего, горных, несмотря на то, что большинство их ограблены, достаточно разнообразен. Погребенных сопровождали предметы вооружения, конского снаряжения, украшения из бронзы.
Кинжалы и мечи встречаются редко; гораздо более частой находкой являются наконечники стрел — костяные, железные и бронзовые. Предметы конского убора представлены единичными находками.
Это железные псалии, удила, массивные бронзовые и железные кольца для крепления ремней. В погребениях воинов встречаются бусы, однако служат они для обшивки горита или колчана.
Тавры любили украшения. Гривны — широко распространенные у варварских народов Восточной Европы витые и гладкие бронзовые кольца на шею с несомкнутыми и расплющенными концами, нередко встречаются в каменных ящиках.
Носили также серьги, кольца, браслеты, особые подвески к головному убору. Все это чрезвычайно простых форм — из проволоки или прута в один — несколько витков спиралью, с несомкнутыми концами.
К предметам одежды относятся костяные стержни, вероятно, служившие пуговицами-застежками. Бусы носили и как шейное украшение; наиболее распространены стеклянные, одноцветные и полихромные.
Наряду с каменными и бронзовыми бусинами встречаются египетские из голубого фаянса. Помимо перечисленных бус в ожерелья входили раковины каури.
В поселениях тавров встречается немало зерновых ям, в которых найдены зерна пшеницы, фасоли, гороха. Наряду с земледелием и скотоводством источником пополнения продовольствия продолжали оставаться собирательство и охота.
Так, в раннетаврском поселении в Инкермане обнаружены створки съедобных моллюсков, кости птиц, косули, и гораздо меньше овечьих и козьих костей.
Земледелие имело здесь достаточно древние традиции. Согласно авторитетному мнению ученых, среди найденных семян имеются зерна карликовой пшеницы — сорта, который появился на территории Молдавии и правобережной Украины только в средневековье.
Древние греки-колонисты не могли привезти её с собой, так как на Балканах она была тогда неизвестна. Видимо, с родины земледелия — Ближнего Востока — карликовая пшеница проникла очень давно; здесь, у тавров, позаимствовали её греческие колонисты.
Особо следует отметить занятия тавров виноградарством и виноделием. В нагорных селениях широко распространено сооружение тарапан — высеченное прямо в скале каменное ложе виноградного пресса, из которого по желобу в высеченный ниже резервуар стекал виноградный сок.
Слово это реконструировано А.Н. Трубачевым на индоарийской языковой основе: ученый считает его таврским словом, сохраненным южнорусскими диалектами и продолжающим жить в русском языке.
По крайней мере три сорта винограда специалисты считают аборигенами Таврики, введенными в культуру на основе разновидностей дикого винограда. Это винные сорта асма черная, ташлы-изюм и шабаш.
Виноградные косточки, обнаруженные археологами на поселениях тавров, весьма близки по своим признакам к этим аборигенным винным сортам.
На исходе своей истории тавры испытывали давление со всех о сторон: с севера их теснили скифы и сарматы, с юга — греки и затем римляне. Последние стали их основным противником с I в. до н. э.
Сражаться с ними пришлось не только на суше, но и на море. Здесь для усмирения доселе недоступного грекам Таврического побережья римляне направили против таврской флотилии, состоявшей из небольших ладей, 40 кораблей с 3 тыс. солдат на борту (Флавий, Иудейская война, II, 16, 4.).
Что касается сопротивления тавров на суше, то здесь сохранилось свидетельство римского историка Полиена о применявшейся ими своеобразной тактике: «Предпринимая войну, тавры всегда перекапывают дороги в тылу и, сделав их непроходимыми, вступают в бой; делают они это для того, чтобы не имея возможности бежать, необходимо было победить или умереть».
Здесь настораживает слово «перекапывать» и его производное «перекоп», то есть укрепление в виде рва и вала. В других источниках таврские крепости именуются частоколами (харакс). А у Плиния одно из таврских племен носит наименование харакены, т.е. «живущие за частоколом».
Подобные сооружения существовали уже в III-II вв. до н.э.; ныне многие из них весьма точно локализованы. Любопытно и то, что оборонительные сооружения подобного рода связаны с именем тавров и употреблены во множественном числе: вероятно, речь идет об обычае перегораживания узких ущелий и горных перевалов «длинными стенами»; о следах и остатках подобных сооружений сохранились упоминания у путешественников XVII-XX вв.
Тавры одними из первых освоили территорию Таврики — основали святилища, воздвигли укрепленные убежища, проложили пути через горные перевалы и замечательно использовали горный рельеф местности для постройки оборонительных «длинных стен», которые впоследствии ремонтировали и реставрировали византийские фортификаторы.
На фундаментах таврских укрепленных убежищ, в основании которых различима таврская циклопическая кладка огромных камней «насухо», без скрепляющего раствора, выросли скифские, римские, готские, аланские, византийские, а затем и генуэзские крепости, города и селения.
В позднеантичных и раннесредневековых источниках появляется термин «тавроскифы» или «скифотавры», возможно, не столько этнический, сколько географический. Так, запустевший порт Афинеона в античной лоции (137 г.) именуется ещё и портом Скифотавров. Но большинство населенных пунктов позднескифской эпохи прекращают свое существование в 1-й половине III века н. э.
В правление боспорского царя Тиберия Юлия Савромата II (193-210), который завоевал Скифское царство и получил всю юго-восточную Таврику по договору с римлянами, произошло заселение этих областей прикубанскими подданными боспорян, сугдайями или сугдабами. Савромат всюду строил на покоренных землях крепости. Сугдайи основали в 212 году и саму крепость Сугдайя (ныне Судак).
С тех пор все побережье от перевала Судакские Ворота и до местности Кафа стало именоваться областью Сугдабов. Как сложились отношения новых поселенцев с малочисленными таврами, неизвестно. Весьма вероятна их полная ассимиляция родственными в языковом и культурном отношении синдо-меотскими этносами.
Имеется и свидетельство о гибели значительной части тавров. Тавроскифская флотилия во время одного из походов (269-270 гг.) в Вифинию погибла во время бури со всем войском и добытыми трофеями.
Вторая волна переселенцев из Прикубанья захлестнула область Сугдабов около 270 года н. э. На сей раз сюда пришли вместе с готами-тетракситами из Трапезунта Таманского племена утигуров, входивших в гуннский союз племен акациров (охоциров).
Эти племена позднее входили в степную империю гуннов, но их происхождение (Кубань) предполагает их языковое и культурное родство либо с аланскими, либо с синдо-меотскими народами. Вот почему раннесредневековая ономастика области Сугдабов имеет исключительно индоевропейское происхождение, а не тюркское.
Все эти этнические перемены не могли не коснуться окрестностей Коктебеля, ибо именно через это урочище проходил путь многих мигрирующих племен. На холме Коклюк (?) археологи обнаружили захоронение богатого воина гуннской эпохи.
К этому можно добавить наблюдения исследователей прошлого века о своеобразном антропологическом типе, вероятнее всего, этноса курбетов (смешанного этноса цыган и татар) — не тюркском, но и не греческом, и имеющем черты сходства с цыганами и иранцами, то есть индоевропейцами, минимально смешавшимися с иными расами.
Такое сходство, пишет А. И. Харузин, «может быть объяснено общеарийским происхождением тех и других»*. Возможно, эти группы курбетов донесли до нас облик тавров, тем более, что этому соответствуют и современные реконструкции их языка как «северопричерноморской ветви индоарийского» (см. ниже).
О верованиях тавров
Верховной таврской богиней античные авторы согласно называют Деву, в известной мере отождествляя её с Артемидой. Удивительно, что из всех греческих божеств только имя Девы постоянно сохранялось в топонимике Таврики, начиная с эпохи эллинизма и кончая современностью.
Это мыс Парфений и пещера Парфенион близ Херсонеса, город-порт Партенит, деревня Партениты, Партенитская долина близ Аю-Дага; портовые городки Диа и Нимфей на Керченском полуострове; скала Дива, Джива у Симеиза; в средние века в «переводе» на татарский — «пещерные крепости» Кыз-Куле, Кыз-Кермен, Кырк-Кыз; Кыз-Кала (в Евпатории), Девичья крепость (в Судаке), Кыз-Хамам (источник или «баня дев» в Козах — совр. Солнечная долина).
Облик Богини-охранительницы здешних мест возвеличили и подробно разработали жители Херсонеса, бывшие соседями тавров и заинтересованные в мирных отношениях с ними. В самом Херсонесе постоянно проживали тавры.
Об этом свидетельствуют захоронения. Кроме того, в эллинистических слоях найдено огромное количество керамики, где на ручках стоят имена мастеров с этнонимом «тавр». Однако в III в. до н. э. греки вступают с таврами в вооруженные конфликты, вероятно, из-за земель, необходимых для расширения виноградников. Греки стали окружать свои клеры стенами с башнями, особенно с тех пор, как тавров стали поддерживать скифы.
В противовес расхожему мифу о таврах — морских разбойниках, которые захваченных в плен эллинов приносят в жертву своей богине Деве, в Херсонесе сложился совершенно другой облик верховной таврской богини, да и сами тавры выглядят иначе.
На исследованных археологами памятниках местного населения не найдено остатков человеческих жертвоприношений (есть животные), ни предметов греческого производства: из этого следует, что вооруженные столкновения не имели целью грабеж.
В основном тавры были оседлым населением, занимались земледелием и виноградарством, отгонным скотоводством с сезонными перекочевками на горные пастбища (яйлы) и обратно. Набеги и пиратство случались, но не составляли основного их занятия, да и, скорее всего, были формой самообороны. Недаром основная часть южного и восточного побережья осталась для древних греков недоступной.
Недавнее открытие святилища на скале близ Гурзуфа (перевал или так называемое «гурзуфское седло») — явное и бесспорное свидетельство отсутствия человеческих жертвоприношений; их не удалось обнаружить ни на одном из этапов многовекового существования святилища (VII в. до н. э. — I в. н. э.).
Напротив, наличие множества костей различных животных указывает, что именно их приносили в жертву тавры. Со 2-й половины IV в. и особенно в I в. до н. э. здесь появляются самые разнообразные античные предметы, оружие, вазы, в том числе статуэтки различных греко-римских божеств — Аполлона, Гермеса, Юпитера, Марса, Диоскуров, Дианы, Кибелы, Фортуны и т. д. Это свидетельствует о растущих вооруженных столкновениях тавров с греками и римлянами.
Возможно, часть этих статуэток принадлежала воинам, принимавшим участие в римско-боспорской войне 45-49 гг. Известно, что каждый солдат римской армии кроме оружия имел при себе изображение своего бога-покровителя.
Множество статуэток в святилище свидетельствует отнюдь не о почитании тав-, рами этих богов, а о том, что военные трофеи предназначались верховному божеству. Отсюда можно сделать вывод, что если награбленные вещи не использовались таврами в быту, для себя, то и вооруженные столкновения скорее всего вызывались необходимостью отстоять свои земли и независимость.
Из ритуала жертвоприношений всех животных, которых разводили тавры, включающего сжигание отдельных частей жертвы, ясно, что они поклонялись божеству, покровительствующему скотоводству.
Кара-Даг: «Каменные слоны»
Кроме святилищ на вершинах гор и прибрежных утесах, были у тавров и святилища, расположенные в пещерах горного Крыма (Ени-Сала II, Харанлых-Коба, Змеиная, Лисья). Совершенно различные по устройству святилища свидетельствуют, что между племенными группировками существовали различия и в религиозных представлениях. Но следов человеческих жертвоприношений не обнаружено.
Согласно преданию в изложении Помпония Мелы, место, где был основан Херсонес, славилось пещерой нимф, а сам город был основан Дианой (Артемидой). Так обозначились черты богини Девы как покровительницы городов. О том, что Дева была богиней таврической земли, говорит и тот факт, что ни в Гераклее, ни в Мегарах, откуда была выведена колония в Херсонес, Артемида не являлась верховным божеством.
Обычно греки-колонисты, переселяясь на новые земли, стремились разузнать все о местных божествах и святилищах и почтить их. Для лучшего их понимания они сближали их с собственными богами. Таврскую Деву греки воспринимали через три образа — Артемиды, Гекаты и Ифигении.
В греческой мифологии они связаны прихотливым образом: Артемида потребовала себе в жертву царскую дочь Ифигению, но заменила её ланью, а деву перенесла в Тавриду, где та, согласно Гесиоду, «стала Гекатой».
Из них Гекату — доолимпийское божество — называли трёхликой: она представала в образах мрачной царицы подземного мира, бродящей среди могил, молодой неутомимой охотницы и юной девы. В орфическом гимне Гекате названы три её ипостаси — «земная, морская и .небесная», она — «Вселенной ключница».
Юношей доблестью ты наделяешь, воинственный пламень в них возжигаешь. Летишь по горам, озирая владенья.
В этих строках узнается образ верховной богини прадавних времен; отныне же ведущая роль перешла от женских к мужским божествам: миром правит верховный бог — Зевс.
От греков, воспринявших культ таврской Богини, мы узнаем ещё об одном имени Девы — Сотейра, Спасительница, как её именуют в посвятительных надписях. В её культе важную роль играли посылаемые ею «знамения», отмеченные в эпиграфических документах.
Помощь божества проявлялась скрыто в виде определенного знака — символа, небесного знамения, сновидения ит. д., которые нуждались в истолковании. Богине приписывали победу в битве, прямое появление в том или ином месте, содействие в том или ином деле.
В культе Девы (у тавров и греков) важное место занимали вещие сны (мантика, инкубация). Посвящение II века до н. э. «Делий, сын Аполлы, Деве посвятил за сновидение», очевидно, указывает на знамения богини, полученные во сне.
В античном мире известно немало святилищ, где производились исцеления во сне; в частности, этим славились Асклепейон в Эпидавре и Левка (Фидониси, Змеиный) — остров Ахилла с его святилищем на Понте Эвксинском. Теперь к этому списку можно добавить и Святую гору в массиве Кара-Даг (см. главу «Святая гора»).
Одна из загадок культа Девы — упоминаемый в «Херсонесской присяге», III в. до н. э., термин «састер»: «Я буду охранять для народа Састер и не разглашу ничего сокровенного ни эллину, ни варвару, что способно повредить государству».
Прежние попытки толковать этот термин из греческого или иранского языков оказались неудовлетворительны. Речь явно идет об уважении религиозных традиций народа тавров, почитавших богиню Деву.
Это слово, по мнению академика О.Н. Трубачёва, тождественно древнеиндийскому «Шастра» — божественная, религиозная книга, свод религиозных правил и обычаев; то есть, читать следует; «и божественный свод народу охраню, и не предам ничего тайного ни эллину, ни варвару…».
«К единственно правильному пониманию «састер» как обозначения сакрального, тайного свода, legum summa, как догадывался в свое время Латышев, приводит нас этимологическая интерпретация этого слова из индоарийского, древнеиндийского, то есть индоарийская концепция таврского языка», — заключает О. Н. Трубачёв.
Другими словами, греческая фиксация термина «састер» свидетельствует о вероятности существования неких письменных сакральных текстов у самих тавров!
Весомость термина, одного из центральных в религиозноэтической лексике, косвенно свидетельствует о развитой культуре. Поэтому особенно важно, что среди реконструированных слов многие являются обозначением сложных духовных понятий.
К ним можно отнести реконструкции этимологии личных имен — Бутунатос (ср. др.-инд. Bhutanath — «властелин духов», одно из имен Шивы) и Магадава (женское имя «принадлежащая «великому Богу», др.-инд. Mahadeva).
Оба имени дают ценную возможность датировать начало индуистских верований временем обитания ариев в Северном Причерноморье. Дальнейшему проникновению в социальные и мифологические воззрения древних северопонтийских ариев, продолжает учёный, способствует толкование реликтового имени собственного — Дигица (Сказ об обретении мощей св. Климента) как «двиджа», «дважды рождённый» (принадлежность к высшей касте).
Тавры рассматриваются как носители северопричерноморской ветви индоарийского языка (близкого санскриту). Сегодня существование индоарийской культурной общности в Северном Причерноморье — доказанный факт. Книга академика О.Н. Трубачева «Индоарика в Северном Причерноморье», объединившая его основные статьи-исследования по проблеме, в предисловии, написанном академиком В.Н. Топоровым, оценена как весьма важное событие в науке.
Оно состоит в том, что на территории Восточно-Европейской равнины обнаружена одна из ранних форм индоарийского языка и, следовательно, соответствующего этноса. Этимологический словарь причерноморского арийского языка занимает более 130 страниц и включает сотни слов, и потому есть основания утверждать, что причерноморский индоарийский — «уверенно и недвусмысленно заявляющая о себе реальность».
Язык и его данные не замыкаются на самих себе и отсылают к знаниям иного рода, прежде всего в области культуры, как материальной так и духовной.
Общая картина появления индоариев в Таврике такова. В первой трети — половине второго тысячелетия до н. э. (1666—1500 гг. до н.э.) из Закавказья переселились племена, носители индоарийских диалектов, основными ареалами которых стали Западный Кавказ, Прикубанье и Приазовье. Часть этих синдо-меотских племен проникла в Северное Причерноморье, Нижнее Подунавье и даже на Таврический полуостров. Некоторые из них стали предками украинских и дунайских цыган.
На рубеже второго и первого тысячелетия до н. э. (между 1200 и 800 гг.) в Северное Причерноморье вторглись новые поселенцы — племена восточно-иранской языковой подгруппы (туранцы), вышедшие с территорий Южной и Северной Осетий.
Одна из туранских родоплеменных групп, известная как скифы царские, в летние месяцы пасла свои стада в Приднепровье, а на зимовья возвращалась в предгорья Таврических гор. Это население, как полагают историки, оставило Кизил-Кобинскую археологическую культуру (VIII—V вв. до н. э.), Крымско-Днепровский локальный вариант Скифской археологической культуры V—III вв. до н. э. и археологическую культуру Поздних скифов середины III в. до н. э. — середины III века н. э.
© Из книги «Старый добрый Коктебель» (Т.Фадеева, А.Шапошников, А.Дидуленко), изд. «Бизнес-Информ».
