В традиционной культуре внутриутробный период жизни будущего ребенка считался достаточно значимым. У некоторых народов, например у монголов, начало жизни отсчитывалось не с момента рождения, а с начала внутриутробного развития. В связи с этим, важное значение придавалось состоянию женщины в период беременности. Считалось, что все душевные переживания матери прямо или косвенно отразятся на ее будущем ребенке. Особенно это касалось первой половины беременности. Более того, признавалось, что женщина в это время находится в качественно другом состоянии, и это требует особого взаимодействия с ней.
Так, предполагалось, что период беременности увеличивалась связь будущей матери с природной сферой. Эта связь проявлялась в изменении внешнего облика: полноте, пигментации кожи, которые рассматривались как метки потустороннего мира. Считалось, что беременные являются не вполне нормальными людьми. Так, у славян слово «кизуля» одновременно значило «дурак», «урод» и «беременная женщина». Выражение «молоко в голову бросилось» применялось как к беременным и кормящим матерям, так и к сумасшедшим. По-видимому, в этих представлениях нашли отражение изменения в поведении беременных женщин: повышенная эмоциональная возбудимость, наличие необычных желаний.
Современную женщину может, наверное, обидеть такой взгляд на беременных. Однако, с одной стороны, можно вспомнить, что дураки во многих культурах по статусу приравнивались к святым, им было принято помогать. С другой стороны, такое понимание беременности заставляло окружающих быть терпимыми к эмоциональным вспышкам беременных, их повышенной слезливости. К тому же такое понимание беременности позволяло считать, что все необычные желания женщин непременно нужно удовлетворять.
Например, славяне считали, что «желания беременной исполняются беспрекословно, принимаются во внимание странности, брезгливость, прихоти беременной. Иногда отказать в такой прихоти беременной считают даже за грех, т.к. этого требует душа младенца».
Более того, существовали угрозы для тех людей, которые не удовлетворяли желания беременных. Так, славяне полагали, что «человек, который отказал беременной женщине в ее прихоти, мог пострадать: мыши сгрызали его одежду». Похожие представления присутствовали в Древней Индии. «Первейшей обязанностью мужа было исполнение желаний своей беременной жены… Из-за неисполнения желаний беременной женщины зародыш становится нездоровым…». В Дагестане считалось, что нужно обязательно делиться тем, что ешь с беременной, угостить ее считалось благим делом. Существовало верование, что если беременная женщина захочет что-нибудь съесть, ей это нужно достать, иначе у ребенка могут быть пятна на теле. В целом можно сделать вывод, что временно, по мнению окружающих, беременная женщина находится в противоестественном состоянии. С одной стороны, ей требуется поддержка окружающих. С другой стороны, зачавшая женщина во многих культурах считалась нечистой и приобретала магическую силу над всем, что ее окружало: над явлениями природы, животными, людьми. Особость состояния беременной требовало ее изоляции от общества, для чего совершались определенные обряды отделения. Часто ее переселяли в специальную хижину или помещение в доме.
К обрядам отделения добавляются обряды защиты, направленные на охранение роженицы и плода. У многих народов эти обряды носили форму табу, т.е. предписаний о том, что надо делать беременной женщине, а что не надо. Имеется в виду, что не было каких-либо ритуальных действий, а существовали определенные правила, обязательные для выполнения.
Их можно условно разделить на четыре группы:
1. Предписания поведенческого плана, в основном направленные на изоляцию беременной и ограничение ее общественной активности. Считалось, что в это время она была особенно подвержена сглазу дурных людей.
2. Предписания эмоционального плана, направленные на сохранение женщиной состояния внутреннего покоя. При этом особое значение отводилось недопущению ситуаций испуга, которые могли бы вызвать у беременной те или иные страхи. Для этого табуировались конкретные ситуации, которые могли бы испугать женщину. Так, женщинам не допускалось смотреть на умершего, в особенности на умершего ребенка, нежелательно было смотреть на больных и инвалидов.. У поляков «опасным для будущего ребенка считалось, если его мать в “серьезном положении”… заглядится на несчастливую планету, посмотрит на уродливого человека…. ей не следовало смотреть на покойника, т.к. это грозило тем, что ребенок будет, как покойник…». Русские полагали, что «беременная женщина не должна ходить на кладбище, провожать туда покойника и вообще смотреть на него. Нарушение этого запрета может отразиться на новорожденном ребенке: кожа у него будет синего или желтого цвета, он будет болеть или умрет». Сербы считали, что «если мать испугается огня, то у ребенка появится огневое родимое пятно на том месте, которого мать коснется в момент испуга, если она испугается мыши, то у ребенка образуется волосатое родимое пятно, если испугается зайца и коснется рта, то ребенок родится с заячьей губой». Согласно верованиям вепсов беременная женщина должна была находиться в гармонии с миром природы и избегать встречи с теми явлениями, которые могли навлечь беду на будущего ребенка.
Внимательно рассмотрев рассмотренные выше предписания, поставим следующий вопрос: «Почему традиционная культура, так категорически настаивая на соблюдении эмоционального комфорта беременной и избегании страхов, оставляет женщине единственно возможный, но самый сильный страх — страх за здоровье будущего ребенка?» Он фиксируется даже в тех же предписаниях, которые призваны блокировать другие страхи: «Не смотри на покойника — ребенок может умереть» и т.п.
На первый взгляд кажется, что такое большое количество предписаний, вторая часть которых содержала возможные опасности для ребенка, должна была усилить страхи женщины, сделать ее жизнь во время беременности тревожной и тяжелой. Однако нам представляется, что ситуация была противоположной. Ведь если женщина полностью соблюдала необходимые предписания, она получала возможность не беспокоиться за ребенка. Получается, что страх за ребенка присутствовал в культуре, но в этой ситуации отсутствовал у самой женщины. Кроме того, имея «список» возможных дурных последствий для ребенка, женщина избавлялась от страха неопределенности, неподконтрольности ситуации.
Действительно, все, что как говорят психологи, «имеет имя», всегда кажется менее опасным, поскольку есть способы с помощью которых можно этого избежать. К данной группе можно отнести предписания, позитивного характера, в которых беременной женщине предлагалось находиться в приятном окружении, в том числе природном, чаще любоваться красотой окружающего мира. Например, поляки полагали, что положительное влияние на развитие ребенка, на его внешний вид и особенности характера может оказать любование красотой, цветами, ясным небом, хлебным полем.
3. Правила, которые определяли моральную составляющую жизни беременной женщины. Считалось, что беременной нельзя совершать дурные поступки, так как это негативно скажется на ребенке, и, наоборот, нужно делать всевозможные добрые дела, поскольку это благоприятно влияет на его судьбу. У поляков считалось, что беременной надо на благо будущего ребенка избегать общения с дурными людьми, не совершать неэтичных поступков, не ссориться, сохранять хорошее настроение. Русские утверждали, что во время беременности нельзя ни с кем ссориться, ругаться, а тем более сквернословить: это может стать причиной уродства, психического отклонения, немоты и заикания ребенка.
Т. Б. Щепанская приводит рассказ знахарки из псковской деревни: «Матери нельзя… ругаться, надо быть добрым человеком. Чтоб у женщины, особенно когда она носит, было доброе сердце, сама добрая. Иначе потом, если, не дай Бог, ребеночек родится с каким- нибудь недостатком, ей припомнят давнюю ссору: “Ага, ты сказала — вот и ребенок такой!”» Похожую точку зрения имели хакасы. Они полагали, что женщина в положении не должна с кем-либо враждовать, ругаться, копить злобу. Особое значение придавалось тому, чтобы женщина говорила правду и не делала каких-либо сокрытых от других действий. Так, сербы полагали, что женщина во время беременности не должна тайно лакомиться и говорить неправду, иначе ребенок впоследствии будет делать то же самое. Важным для женщины было сохранять мир в своей семье. Так, в Индии считалось, что женщина должна избегать ссор в своем семействе, «не должна произносить неблагоприятных слов и слишком много смеяться. Всегда занятая добрым делом, пусть она почитает свекра и свекровь и будет счастливой, желая своему мужу благополучия». Особо отмечалось недопустимость жестокого обращения женщины с животными. Это объяснялось тем, что ущерб, который она нанесла животным в мире людей, отразится на ребенке, находящемся в мире природы. В частности, чехи считали, что беременной женщине «нельзя было оттолкнуть ногой собаку или кошку, так как ребенок мог умереть или родиться волосатым. Верили, что у утопившей котенка женщины ребенок должен был родиться слепым, у ударившей жабу — со сросшимися пальцами, выпученными глазами или другими характерными для жабы особенностями. Нельзя было убивать ласточку, змею». Русские считали, что если беременная ударит собаку, кошку или свинью, у будущего ребенка будет щетинка — болезнь, при которой у новорожденного на спинке появляются жесткие волоски. Кроме того, беременная женщина не должна была присутствовать при забое скота: это также опасно для будущего ребенка. Среди турок существовало весьма стойкое мнение, что грехи родителей становятся основной причиной рождения детей-уродов, и если будущая мать совершает неблаговидный поступок, то расплачиваться за это будет ее ребенок.
4. Предписаний, касавшиеся питания женщины. Считалось, что беременная может есть все, что захочет, все, что вызывает аппетит. Например, турки полагали, что если женщине не предоставить пищу, к которой она чувствует усиленный аппетит, то ей может угрожать выкидыш или рождение ребенка с той или иной патологией, хотя практически во всех культурах присутствовали запреты на слишком горячую, острую, соленую пищу и утверждалась необходимость принятия красивой по внешнему виду еды. В Индии считалось, что женщина «должна избегать пищи слишком соленой, кислой, горячей, несвежей и тяжелой».
Итак, мы рассмотрели предписания, которым должна была соответствовать беременная женщина, разделив их на четыре группы. На самом деле границы между группами достаточно условны, поскольку все предписания были направлены на сохранение позитивного эмоционального состояния женщины. Действительно, изоляция беременной от чужих людей снижала риск негативных воздействий на нее со стороны последних. Моральные требования, т.е. необходимость совершать добрые дела и избегать ссор, прежде всего в своей семье, также благоприятно влияли на эмоциональный настрой женщины, и, конечно, возможность получать удовольствие от пищи способствовала ее жизнерадостности и комфорту.
В связи со сказанным в целом можно сделать вывод, что в традиционной культуре важное значение придавалось эмоциональному благополучию матери как предпосылке развития здорового ребенка. Этому можно удивиться, поскольку в научной психологии только с разработкой психоаналитических концепций развития пришло понимание того, что опыт детства играет решающую роль в развитии личности; не так давно появился интерес к влиянию на личность внутриутробного периода.
На сегодняшний день существование влияния пренатального периода на дальнейшее развитие ребенка не вызывает сомнений. Большинство исследователей согласны с тем, что психофизиологическое состояние матери влияет на поведение плода. Г. Блюм приводит данные, согласно которым у беременных женщин, находящихся в несчастье, плод проявляет значительное повышение активности, и ссылается на мнение Кармайкла о том, что плод реагирует на страхи и тревоги матери следующим образом. Сильные химические сдвиги, вызывающие мгновенные или длительные изменения в составе крови матери, передаются плоду. Далее гормоны проникают через плаценту и оказывают будоражащее воздействие на плод, что проявляется в нарастании его двигательной активности. Длительное повторение такой стимуляции способствует поддержанию состояния раздраженности и гиперактивности в течение позднего периода внутриутробной жизни. В целом говорить о влиянии пренатального развития на личность однозначно при современной уровне развития науки невозможно. Однако справедливо принять мнение многих исследователей о том, что временами пренатальные условия бывают травматичными, и в основе этого лежит физиологическое или эмоциональное неблагополучие матери.
Таким образом, в традиционной культуре несмотря на отсутствие психологов существовали правила и установки, соответствующие современным психологическим взглядам на беременность и пренатальный период ребенка. Эти правила обеспечивали условия, необходимые для вынашивания и рождения здорового ребенка. При этом особый интерес вызывает грамотная форма предписаний-табу для беременной женщины, в которой нет ни слова о самой женщине и ее здоровье.
Известный микропсиохоаналитик С. Фанти подчеркивал, что будущей материи действительно не следует беспокоиться о собственном здоровье, поскольку любая попытка самосохранения преобразуется в бессознательное стремление отторжения ребенка1. Посмотрим, что происходит в современный период. Сегодня сохранилось представление о беременности как об особом периоде, но оно существует в несколько перевернутой, искаженной форме. Начало беременности сопровождается посещением будущей матерью медицинского учреждения, заведением на нее медицинской карты и автоматическим присвоением женщине статуса больной, несколько неполноценной. В связи с этим у окружающих вызывает удивление, когда беременная женщина проявляет интерес к чему-либо кроме собственного состояния здоровья, например, посещает праздники или экскурсии. Основная забота о беременной женщине часто сводится к тому, что ее нужно усадить и накормить. Стереотипное пожелание, которое получают женщины в России — это «Кушай больше, тебе теперь за двоих нужно есть», хотя здравый смысл подсказывает, что в период беременности как никогда необходимо движение и абсолютно противопоказано переедание, которое приводит к накоплению избыточной массы тела женщины и возможному затруднению родов. Любопытно, что отголоски табу, существовавших раньше для беременной, присутствуют и сегодня, но также в форме, которая потеряла позитивный смысл.
В качестве примера можно привести наблюдение Т. А. Кругляковой о быте современного дородового отделения. Она рассказывает, что женщины в палате строго следили за следованием представлениям о том, что должна и чего не должна делать беременная. Так, женщине ни в коем случае нельзя было вязать, чтобы ребенок не обмотался пуповиной, предлагалось побольше есть, чтобы ребенок шевелился. При перенашивании беременности предлагалось поесть блинов, поскольку они надавят сверху и ребенок выскочит. В связи с этим блины постоянно приносились родственниками то одной, то другой женщине, и они делились ими друг с другом.
Трудно увидеть позитивное значение данных табу. Однако явно просматривается их негативное влияние, т.е. возможная роль в возникновении страхов. Представим себе, что женщина, не зная этих ограничений, до больницы уже имела опыт вязания, что весьма вероятно. Попав в отделение, она будет бояться возможного вреда от своих действий для ребенка. Помимо страха возможным станет чувство вины перед последним. К сожалению, сегодня практически потеряны представления о том, что женщина в период беременности должна стараться избегать конфликтов и открытых ссор, делать как можно больше добрых дел, пребывать в мире с собой и окружением. Ведь именно конфликты в первую очередь вызывают эмоциональное неблагополучие женщины и соответственно негативно влияют на ребенка. Добрые же дела вызывают ответную теплоту у окружения, а у женщины — ощущение радости жизни, чувство любви к миру и себе, эмоциональный подъем.
ЭТНОПЕДАГОГИКА. Учебник для бакалавров Хухлаева О.В., Кривцова А.С.
