Слово «ци» знают все, ибо оно – составная часть слова «цигун», обозначающего разнообразные учения о движении ци в живом организме. Боевые искусства, внутренняя алхимия, акупунктура, гимнастика, прочищающая каналы по которым циркулирует ци, дыхательные упражнения, при помощи которых ци накапливается в теле – все это так или иначе цигун.
Но помимо цигун есть еще множество сфер, основанных на умении наблюдать движения ци, следовать им, направлять их. Например, искусство администрирования, стратегия, мантика, бизнес, искусство секса, каллиграфия, живопись, музыка, архитектура, поэзия… «Кисть свою в руки возьму – моя ци обгоняет слова».
Однако в русских переводах китайских текстов слово «ци» почти не встречается. Его заменяют самыми разными словами и выражениями, подходящими (с точки зрения переводчиков ) к тексту по смыслу. Это вредительство. Смысл искажается.
Что же такое ци? Энциклопедия «Духовная культура Китая» говорит: «Ци – «пневма» («эфир», «атмосфера», «газ», «воздух», «дыхание», «дух», «нрав», «темперамент», «энергия», «жизненная сила», «материя»).
Одна из основополагающих и наиболее специфических категорий китайской философии, выражающая идею континуальной, динамической, пространственно-временной, духовно-материальной и витально-энергетической субстанции. Этимологическое значение — пар над варящимся [жертвенным] рисом».
Для шамана, это все – набор слов, ничего не говорящий сердцу и ничего не объясняющий уму. Чтобы ци стала внятна, надо просто посмотреть на нее. К счастью, это можно, поскольку иероглиф – все-таки изображение.
Джозеф Нидем в книге «Наука и цивилизация в Китае» поясняет, что иероглиф, обозначающий ци, имеет в основе «пиктограмму поднимающегося тумана», сравнивает ци с греческой «пневмой», а насчет «риса» уточняет, что этот элемент был добавлен позже.
Что ж, «поднимающийся туман» – это понятно. Здесь сразу представляется нечто знакомое, возникает естественная ассоциация: перед нами что-то является. Было невидимым и вдруг – вот оно, брезжит. Что это? Может быть, привидение? Или какая-то тень? Или дух? Или сила – в том смысле, как это слово употребляет дон Хуан? Все может быть.
Но внутренний голос подсказывает шаману, что пар, сгустившийся над котлом или веющий над болотом, вовсе не обязательно сверхъестественное явление. Шаман ведь знает, что явиться может не только какая-то тень, но и самая обычная вещь, которая была прямо перед глазами, но мы ее почему-то не видели. И вдруг увидели. И удивились. Но это не все.
Внезапно явиться может также какая-то мысль, которая вроде бы очевидна, но мы ее как-то не схватывали. И вдруг – хоп, схватили. И она нам кое-что прояснила. И мы стали замечать то, чего прежде в упор не видели.
Итак, речь о невидимом, которое вдруг проявляется (и, возможно, делает видимым кое-что еще). Как проявляется? Вот, например, магнит. Когда рядом с ним окажется железка, он ее притянет. В магните есть сила.
И если насыпать возле него железных опилок, можно увидеть нечто вроде железного облака. Сила, которая притягивает железо, приобретет форму, можно будет нарисовать силовые линии. Это облако – аналог того тумана, который изображает изначальная пиктограмма иероглифа «ци». Туман – проявление невидимого, чего-то такого, что благодаря туману становится видимым.
С магнитом все вроде ясно. Однако откроем учебник физики. Там можно прочесть: «Силовое действие магнитов обусловлено существованием магнитного поля». И – формулы. Примерно то же самое будет написано о других физических силах и полях.
Что такое поле и сила, действующая в нем, никто не объясняет (и спрашивать неприлично), людей интересуют уравнения. Тут всякий обладатель естественного ума начинает подозревать неладное. Он хочет знать, что такое сила, энергия, поле, он к вам с открытой душой… А вы ему в протянутую руку – говна. Не солидно! Пойдемте, друзья, эти люди только делают вид, что обладают знанием.
И что, неужели никто из физиков не знает, что такое сила? Вы не поверите, но – никто. А чтобы у вас не осталось сомнений в том, что физики не имеют понятия о силе (в том числе и физической) процитирую великого Анри Пуанкаре.
В главе «Классическая механика» книги «Наука и гипотеза» (ее некогда изучал Эйнштейн и в результате создал свою теорию относительности, о чем мне еще придется сделать специальный экскурс) Пуанкаре пишет буквально следующее:
«Отвлекаясь от трудности, связанной с измерением времени, допустим, что возможно измерить ускорение. Но как измерить силу или массу? Мы не знаем даже, что это такое.
Что такое масса? Это, отвечает Ньютон, произведение объема на плотность. Лучше сказать, возражают Томсон и Тэт, что плотность есть частное от деления массы на объем.
Что такое сила? Это, отвечает Лагранж, причина, производящая или стремящаяся произвести движение тела. Это, скажет Кирхгоф, произведение массы на ускорение. Но тогда почему не сказать, что масса есть частное от деления силы на ускорение.
Эти трудности непреодолимы. Определяя силу как причину движения, мы становимся на почву метафизики, и если бы таким определением пришлось удовольствоваться, оно было бы абсолютно бесплодно.
Чтобы определение могло быть к чему-нибудь пригодно, оно должно научить нас измерению силы; к тому же этого условия и достаточно; нет никакой необходимости, чтобы определение научило нас тому, что такое сила сама по себе, или тому, есть ли она причина или следствие движения».
Пуанкаре – не какой-нибудь банальный научный сотрудник, но – в некотором роде шаман. Это он выдвинул практически все идеи, которые в течение 20-го века разрабатывали математики, физики, да и философы.
Он знает, что говорит, врать не станет. Поэтому тщетны надежды искателей силы на то, что наука как-то поможет им в их героических поисках. Я это к тому, что многие сталкеры все еще думают, что наука способна объяснить некоторые странные вещи, случающиеся в местах силы. Оставьте. Наука – те же опилки возле магнита или туман над болотом.
Своими формулами она проявляет силу, делает видимым нечто неведомое, впрягает силу в работу, но ничего не знает (и не хочет знать) о природе силы как таковой. Это касается не только какой-то неведомой силы, но и самых обыденных сил, например, силы тяготения. Пытаться познать ее природу – это, коллеги, метафизика, а физика – нечто другое.
Физик не изучает природу сил, он лишь устанавливает математические отношения, обрабатывает и стандартизирует естество. Естествоиспытатель должен уметь ставить правильные вопросы. Наука – это допрос, выбивание показаний, а не метод познания.
Мы ведь рубим дерево не ради познания, а ради того, чтобы сделать из древесины полезные вещи. Так и наука. Она видит в природе лишь то, что поддается процедуре препарирования. Она исследует препарат. То есть – то, что заранее сама же вложила в предмет исследования. А то, что не поддается процедуре препарирования, наука принципиально не видит.
Как, например, компьютер не может открыть файлы, если в нем нет программы, при помощи которой их можно открыть. Наука – это операционная система для обращения с уже заранее подготовленными смыслами.
Самое четкое определение того, что понимает под силой наука, читайте в Словаре Даля: «Сила есть отвлеченное понятие общего свойства вещества, тел, ничего не объясняющее, а собирающее только все явления под одно общее понятие и название».
Мы еще поговорим о науке, выясним, что за боги ее одушевляют. А сейчас вернемся к ци. Ее пытаются определить то как материю, то как энергию, то как поле, то как что-то еще. Но ведь – и материя, и энергия, и поле и все остальное (см. энциклопедическое определение выше) – суть лишь физические, психологические, философские понятия, являющиеся продуктами научной переработки реальности. Все это древесина, а не дерево.
Называя ци энергией, мы немедленно теряем то, чем ци на самом деле является, уничтожаем суть ци и примысливаем к оставшемуся то, чем ци никогда не была. То есть фактически говорим, что ци – просто пар, тогда как это – не просто пар. И поэтому – вовсе не пар.
Сообразив, что свели ци к материальному пару, энергии, субстанции и прочим суррогатам, ученые начинают уточнять: но это не просто субстанция, это особая субстанция, «духовно-материальная», «витально-энергетическая»…
Такие уточнения, конечно, похвальны, но все равно мы уже потеряли ци. Теперь это уже разговор не о ци, а о чем-то «духовно-материальном и витально-энергетическом». Ци в такие силки не поймаешь. Она от них уже ускользнула.
Если уж с чем-то и сравнивать ци, то не с продукцией западной науки, а с чем-то таким, что люди знали во все времена и в любой части света, – с тем, что предшествовало западным научным понятиям, с тем, из чего они изготовлены.
С мана шаманов южных морей, с праной индийских йогов или с первой материей античных греков. Вот и сравним. Неплохо известно, как понимали природу античные шаманы. Например, Аристотель в «Физике» сообщает: «Одни считают природой существующего огонь, другие – землю, или воздух, или воду, иные – некоторые из указанных тел, а кое-кто – все вместе».
Аристотель имеет в виду Гераклита, Анаксимена, Фалеса, Эмпедокла и некоторых других философствовавших о природе. Гераклит, например, утверждал, что все состоит из огня и в огонь разлагается.
Но заметим: его огонь превращается через воздух в воду. Фалес говорил, что начало и конец вселенной – вода, ибо все образуется из воды путем ее затвердевания и испарения. Опять превращения. Анаксимен называл природой существующего воздух, который разрежается в огонь и сгущается в облако, воду, землю… Эмпедокл учил о четырех началах – огне, воде, воздухе и земле, – которые соединяются любовью и разделяются раздором.
В любом случае все они говорили о чем-то таком, что, меняясь, лежит в основе всех перемен. Другие философы могли называть это что-то – единым, сущим, беспредельным, как-то еще. Дело не в том, как оно называется, дело в том, что они имели в виду одно и то же, нечто, что можно назвать также «первой материей» (термин Аристотеля), «мана», «прана» или «ци».
Возьмем Анаксимена, полагавшего в основу всего воздух. Этот воздух, конечно, совсем не тот воздух, о котором говорит нынешняя наука, не газ (состоящий из кислорода, азота, водорода и так далее), которым мы (с точки зрения современной физиологии) дышим.
Анаксименовский воздух – это, если угодно, философский (или шаманский) воздух, который, как и ци (по китайским понятиям), лежит в основе всего в мире. По Анаксимену начало сгущения воздуха – ветер (фэн, по-китайски), сжижившийся воздух – это вода (шуй). «Фэн» и «шуй» – как раз те слова, которые составляют название китайской науки фэн-шуй (что буквально и переводится на русский язык как «ветер и вода).
Я не хочу говорить, что ци – это буквально воздух Анаксимена, или – огонь Гераклита, или – вода Фалеса. Я лишь говорю, что и то, и другое и третье, а также и ци, и мана, и прана, и первая материя – лишь разные именования одного и того же.
Но чего? Есть ли какое-то русское слово, которым можно было бы адекватно перевести китайскую ци и обозначить прану, ману, первую материю, эфир и так далее? Есть! Есть именно такое слово, но только оно сейчас спит, пребывает в забытьи.
И при этом оно постоянно у всех на виду, на слуху и на языке. Его так или иначе употребляют по сто раз на дню и ежеминутно имеют в виду. Им пронизано все, как и тем, что оно означает, но мы не узнаем в нем его скрытой сути, упускаем ее.
Назову, наконец, это слово: «есть». Только это не совсем то, что вы сразу подумали. Это не глагол. Не инфинитив «есть», указывающий на еду, и не связка, употребляемая в предложениях «А есть В» или «У меня есть собака» и опускаемая в предложениях «Он осел» или «Я слесарь».
Это – существительное. Даль приводит такие примеры употребления существительного «есть»: «Девичье нет дороже естя. Из нета не выкроишь естя. По естю старец келью ставит».
В этих примерах слово «есть» мужского рода, но что-то подсказывает сердцу шамана, что изначально это слово тяготело к женскому роду. Поэтому лучше склонять его так, как мы склоняем другие сакральные существительные: «суть», «явь», «навь», «весть», «лесть», «речь». Попробуем поставить слово «есть» вместо «ци» в знаменитом даосском изречении: «Человек живет в ести, как рыба в воде».
Поупражняемся в словоупотреблении: «мы наполнены естью», «мир состоит из ести (а не из нети)», «есть захлестывает нас», «космические волны ести», «ветер вселенной приносит нам свежую есть», «потоки ести влекут нас к некоторой цели», «есть – высший суд, наперсники разврата», «есть – это мысль и дыхание всех живущих», «есть ести рознь», «земная есть и небесная есть», «есть – есть есть», «естество»…
Слова «естество», «естественность», естествознание», «естествоиспытатель», «естественник», «уестествлять» и так далее происходят, естественно, от сочетания существительного «есть» и глагола «быть» в третьем лице, то есть – «есть». «Есть – есть то-то» – вот вам и «естество».
«Есть – есть» спрессовывается в «естест» (есть-есть, ест-есть, естесть), а окончание «во», как я уже объяснял, указывает: вот (то-то). Вся эта конструкция изначально означала бытийствование того, из чего состоит все вещественное и мыслимое (вещее), означала естествование, которое покрывает и охватывает собой все искусственные различия и разделения.
То, что ученые люди называют материей, энергией, информацией, духом, идеей, структурой, формой, содержанием и так далее, – это только элементы западной мифологии. Естина едина и не раздельна.
То есть – может быть поделена для практических нужд как угодно. Никто, разумеется, не собирается отменять используемые ныне дистинкции (это само придет после смерти). Без разделений жить невозможно. Но надо помнить, что все различия – противоестественны.
Они – лишь инструменты, при помощи которых можно выделять и использовать фрагменты реальности. Они полезны для частных практических нужд. Шаману же надо иметь инструмент, который схватывают всю естину целиком.
Слово «есть» – как раз такой инструмент. Оно позволяет потрогать само естество, в котором нет никаких разграничений. В ести нет разницы между жизнью и смертью, сном и реальностью, ложью и истиной, материей и мыслью, энергией и информацией, неведомой силой и силой физической.
