Всемирноизвестный памятник истории, архитектуры, монументальной живописи первой половины 11 столетия. София Киевская была сооружена в самый расцвет Киева и Киевской Руси — во время правления Князя Ярослава Мудрого, в честь победы над печенегами в 1036 году. В честь победы Ярослав и заложил на месте битвы город, получивший название «город Ярослава» и в архитектурный ансабль нового центра Киева входило самое выдающееся сооружение древнего города — Софийский собор, сохранившийся до наших дней. Название собора происходит от греческого слова «софия» — «мудрость».
Когда вы придете в Софию Киевскую (а вы конечно же туда придете, ведь нет ни одного гостя столицы, который бы не посетил собор), вы сразу попадете во власть ее грандиозности и великолепия. Обратите внимание на пропорциональность и гармоничность всех частей здания, на украшающие купола и стены изумительные мозаичные и фресковые росписи. Построенный как главный митрополичий храм Руси, Софийский собор был в древности политическим и культурным центром государства. Он как бы символизировал могущество и величие древнерусской державы, силу и власть киевского князя, триумф христианской религии.
…Великая победа, одержанная Ярославом над печенегами в 1036 году, без преувеличения открыла новую главу в истории Киевской Руси. В годы единовластного княжения Ярослава Владимировича (1036—1054) сложилась исключительно благоприятная ситуация, более не повторявшаяся в нашей истории. Неполные два десятилетия княжения Ярослава Мудрого в Киеве и первые годы княжения его сыновей — исключение во всей многовековой истории средневековой Руси: только в эти годы славянская земля смогла на время забыть о внешней угрозе с юга и вздохнуть полной грудью. И совсем не случайно, что именно эти годы вошли в нашу историю как время подлинного расцвета Киевской Руси.
Не случайно, конечно же, и то, что именно в эти годы неузнаваемо преображается сам град Киев. Столица державы Ярослава и Ярославичей в глазах образованных европейцев начинает выглядеть ни больше ни меньше как соперник самого Константинополя — столицы империи ромеев, то есть византийцев. Городом, «соревнующимся с константинопольским скипетром, славнейшим центром греков», называл Киев в 70-е годы XI века знаменитый Адам Бременский, автор «Истории архиепископов Гамбургской церкви».
Немецкий хронист на удивление точно уловил суть притязаний правителей Киева, и прежде всего самого Ярослава. Русский князь и в самом деле приложил титанические усилия для того, чтобы его собственная столица если и не сравнялась со столицей великой православной империи, то во всяком случае во всем уподобилась ей. Контуры «Царствующего града» были повторены в облике Киева в самом прямом и буквальном смысле, понятном человеку Средневековья. Кафедральный собор Святой Софии и Золотые ворота, монастыри святого Георгия и святой Ирины и храм Пресвятой Богородицы, обновленный в княжение Ярослава, — все эти архитектурные шедевры, одноименные прославленным константинопольским памятникам, свидетельствовали о перенесении на берега Днепра той святости, которая в течение предшествующих столетий освящала «Царствующий град» святого Константина.
«В лето 6545 (1037). Заложил Ярослав город великий, у того же града Златые врата; заложил же и церковь Святой Софии, митрополью, и затем церковь на Золотых воротах Святой Богородицы Благовещения, затем святого Георгия монастырь и святой Ирины. И при сем начала вера христианская плодиться и расширяться, и черноризцы начали множиться, и монастыри начинали быть…». В той же летописной статье сообщается и о завершении строительства Киевской Софии, которую Ярослав «украсил… златом и серебром и сосудами церковными; и возносят в ней к Богу положенные песнопения в положенное время» — но это, конечно же, могло случиться лишь спустя значительное время после начала строительства храма. Так что вся та строительная деятельность, о которой повествует летописец, растянулась по меньшей мере на десятилетие. И все же именно 1037 год, похоже, стал переломным в истории древнего Киева.
Это время ознаменовано бурным церковным строительством не только на Руси, но по всей христианской Европе — в начале XI столетия белокаменные храмы один за другим вырастали во Франции и северной Испании, Англии, Ломбардии, прирейнских областях Германии. «Можно сказать, что весь мир стряхивал с себя ветхие одежды и облачался в белые ризы церквей», — очень образно выразился французский хронист Рауль Глабер, имея в виду, правда, чуть более раннее время, а именно первое десятилетие XI века. Этот феномен всеобщего расцвета каменного зодчества, почти одновременного в Западной и Восточной Европе, несомненно, имел экономические и политические предпосылки, правда, несколько различавшиеся в странах Западной Европы и на Руси. Но было еще одно обстоятельство, возможно, объясняющее всеобщую тягу к монументальному церковному зодчеству в конце X — первой трети XI века. Тысячелетие Рождества Христова, а в еще большей степени, наверное, тысячелетие Страстей Господних не могли не оживить ожиданий близящегося конца света во всем христианском мире. Казалось, что за тысячелетием христианской истории неизбежно грядет царство антихриста, освободившегося от тех уз, которыми связал его Христос, а затем — Второе пришествие Христово, общее воскресение из мертвых и Страшный суд. И христианский мир готовился к этому главному, итоговому событию своей истории.
В нашем распоряжении нет данных, свидетельствовавших бы об оживленных ожиданиях конца света на Руси в эпоху Ярослава Мудрого. И все же нельзя пройти мимо знаменательного совпадения: именно годом 1037-м от Рождества Христова — тем самым, под которым летопись помещает обобщенную похвалу князю Ярославу и рассказывает о строительстве Софийского собора и украшении Киева, — должна была завершиться история человеческого рода согласно расчетам некоторых эсхатологических сочинений, бытовавших в древнерусской и византийской письменности. Как бы то ни было, подвиг князя Ярослава (а сооружение не одного, а нескольких великолепных храмов и строительство новой линии крепостных укреплений стольного града, несомненно, нельзя оценить иначе, как христианский подвиг) приобретал особый смысл, прежде всего, в свете неизбежной близости Страшного Суда, на котором князю, как и любому из его подданных, предстояло держать ответ за все деяния, совершенные в земной жизни, — как благие, так и те, о которых хотелось поскорее забыть. Надо думать, что князь готовился предстать пред грозным Судией таким, каким вскоре он будет запечатлен на не дошедшей до нас парадной ктиторской фреске Софийского собора, — подносящим Спасителю выстроенный им храм, и не просто храм, а храм-символ, храм-образ христианского града Киева, украшенного и возвеличенного им.
Подлинным украшением Киева и главным детищем Ярослава стал великолепный Софийский собор, образцом для которого послужила Константинопольская София, построенная в VI веке при императоре Юстиниане, — главный храм Византийской империи и одна из главных святынь православного мира. Если буквально принимать свидетельство «Повести временных лет», работы по возведению собора могли начаться не ранее 1037 года, причем не на том месте, где стояла прежняя деревянная церковь Святой Софии, но на каком-то «поле», то есть пустыре вне городских стен. Но мы уже говорили о том, что это, наверное, не обязательно, тем более, что на месте Софийского собора обнаружены следы длительного проживания людей — остатки культурного слоя и отдельные находки предметов быта. Каких-либо препятствий для того, чтобы отодвинуть дату начала строительства храма ко времени, предшествующему кончине Мстислава, по-видимому, не существует; впрочем, вопрос о времени строительства Софийского собора — несмотря на многочисленные открытия украинских археологов последних лет — так и остается не выясненным до конца. Можно думать, что смерть черниговского князя если и не послужила условием для начала строительства, то, во всяком случае, способствовала ускорению хода работ. Киевским строительством, несомненно, руководили мастера-византийцы, и не исключено, что в их число вошли те самые зодчие, которые возводили Спасский собор в Чернигове. Как мы помним, после смерти Мстислава в 1036 году работы в Чернигове были на время приостановлены — вполне возможно, что мастера понадобились князю Ярославу в Киеве.
Строили собор в течение нескольких лет. Полагают, что весь цикл работ по возведению и украшению храма занял около 10 лет: 3-5 лет на строительство собора, 2-3 года на просушку и осадку стен и 3-4 года на роспись храма. Во всяком случае, к середине—второй половине 40-х годов XI века храм уже определенно существовал, вызывая восхищение современников. Причем поражал он не столько своими размерами — Киевская София заметно уступала в этом отношении своему константинопольскому образцу, — сколько внешним великолепием и, особенно, красотой внутреннего убранства. Тринадцатикупольный (число глав символизировало Христа и 12 апостолов), пятинефный храм, боковые приделы которого были посвящены святому Георгию, небесному покровителю князя Ярослава, и архангелу Михаилу, архистратигу небесного воинства и покровителю княжеской дружины, он весь был расписан внутри изумительными по красоте мозаиками и фресками, часть которых сохранилась до наших дней. Иларион Киевский в своем знаменитом «Слове о законе и благодати», написанном и произнесенном во второй половине 40-х годов XI века, имел все основания с восхищением отозваться об убранстве главного киевского храма. Князь Ярослав, восклицал он, «создал дом Божий, великий и святой, церковь Премудрости Его — в святость и освящение граду твоему, — украсив ее великою красотою: и золотом, и серебром, и драгоценными каменьями, и дорогими сосудами. И церковь эта вызывает удивление и восхищение во всех окрестных народах, ибо вряд ли найдется иная такая во всей полунощной стране с востока до запада» («…яко же ина не обрящется во всемь полунощии земнеемь ото въстока до запада»).
Удивительно, но полтысячелетия спустя, когда разграбленная и полуразрушенная Киевская София являла собой лишь жалкое подобие былого великолепия, эти слова восхищения были повторены сторонним (хотя и заинтересованным) наблюдателем, киевским бискупом Иосифом Верещинским: «…В целой Европе по драгоценности и изяществу работы нет храмов, стоящих выше константинопольского и киевского…».
Киевскому храму суждено было стать главным, кафедральным собором всего Киевского государства и наиболее полным воплощением и олицетворением своей эпохи — эпохи расцвета Киевской Руси. Именно сюда, поклониться Святой Софии и возблагодарить Бога, будут спешить прежде всего киевские князья, возвращаясь из многотрудных и опасных походов; именно здесь впоследствии будут происходить торжественные обряды посажения на престол новых киевских князей и настолования новых киевских митрополитов; здесь будут собираться соборы русских епископов (один из них, созванный при князе Ярославе в 1051 году, изберет на киевскую митрополию первого митрополита из русских, сподвижника князя Ярослава Илариона); у стен собора не раз будет сходиться многолюдное киевское вече; наконец, в стенах Софийского собора найдут свое последнее пристанище многие киевские князья, начиная с самого Ярослава Мудрого…
Святая София станет и главной святыней города, затмив собой прежний главный киевский храм — Десятинную церковь Пресвятой Богородицы, построенную отцом Ярослава Владимиром. Среди мозаик и фресок Софийского собора внимание каждого вступающего в храм прежде всего будет привлекать монументальное мозаичное изображение в своде главного алтаря — мощная, приземистая фигура Пресвятой Богородицы Оранты с воздетыми к небу руками. Застывшая в многотрудном молитвенном служении, духовном воинствовании «за други своя», Пречистая — подлинное воплощение и одушевленный храм Премудрости Божией, коей посвящен был киевский собор, — словно «нерушимая стена», будет ограждать своих «верных чад», свой град и всю Русскую землю. «Нерушимая Стена» — именно это имя получит Киевская Божия Матерь у киевлян, и имя это более всего может быть применимо и к самой Святой Софии, и ко всему «граду Ярослава», находящемуся под небесным покровительством Пресвятой Богородицы. Так будет до 1240 года, когда Киев падет под ударами монголо-татарских орд, и этот трагический год станет завершением всей величественной истории Киевской Руси.
Та же идея небесного покровительства граду Киеву через покровительство Святой Софии — Премудрости Божией — будет выражена и в посвятительной надписи, обрамляющей изображение Божией Матери. Надпись эта воспроизводит на греческом языке слова 6-го стиха 45-го Псалма: «Бог посреди нее, и она не поколеблется. Поможет ей Бог с раннего утра». Слова святого псалма обращены к «граду Божьему» (в греческом языке — город — женского рода) — прообразу Церкви Христовой. (В современном синодальном переводе Библии: «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах. Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля и горы двинулись в сердца морей… Речные потоки веселят град Божий, святое жилище Всевышнего. Бог посреди его: он не поколеблется: Бог поможет ему с раннего утра». В византийской традиции эти стихи прилагались к граду Константинополю как новому Иерусалиму, в котором исполнилось пророчество псалмопевца Давида о несокрушимости Божьего града, а также к Константинопольскому Софийскому собору — средоточию и образу Царствующего града и всей православной Империи. Согласно греческому «Сказанию о Святой Софии», составленному в IX веке (и, кстати, известному в древнерусской книжности), текст 6-го стиха 45-го псалма был начертан на кирпичах, из которых были возведены подкупольные арки и купол Святой Софии Константинопольской. Повторяя ту же надпись на алтарной арке Софии Киевской, заказчик собора — а им, несомненно, был князь Ярослав — уже в Киеве видел новое земное воплощение Божьего града — новый Константинополь и новый Иерусалим, земное воплощение небесного, «вышнего» Иерусалима. Спустя немного времени эту мысль с особой силой выразит митрополит Иларион. Обращаясь в «Слове о законе и благодати» к отцу Ярослава, святому князю Владимиру — «новому Давиду» и «новому Константину», который с бабкой своей Ольгой «веру утвердил, крест принеся из нового Иерусалима, града Константинова, и водрузив его по всей земле», Иларион будет прославлять и «доброго послуха» и сына его Георгия, то есть князя Ярослава, «которого соделал Господь преемником власти твоей по тебе, не нарушающим уставов твоих, но утверждающим… не разрушающим, но созидающим. Недоконченное тобою он докончил, как Соломон — предпринятое Давидом. Он создал дом Божий, великий и святой, церковь Премудрости Его, — в святость и освящение граду твоему…». Уподобляя строителя Киевской Софии библейскому царю Соломону, строителю Иерусалимского храма (а князя Владимира, соответственно, Давиду), автор «Слова о законе и благодати» должен был иметь в виду и византийскую традицию, которая именовала «новым Соломоном» императора Юстиниана — строителя Софийского собора в Царьграде, а «новым Давидом» — Константина Великого, основателя Царствующего града. Так Киевская Русь приближалась к осознанию себя как «нового Иерусалима» и «нового Константинополя» — как известно, этот взгляд на существо и предназначение русской истории с особой силой проявится уже в эпоху Московской Руси.
Киевский собор будет освящен лишь после того, как завершатся все основные работы по его украшению фресками и мозаиками — то есть, по-видимому, уже в 40-е годы XI века. К этому времени существенные изменения произойдут и во внутриполитической ситуации в Киевском государстве, и во внешнеполитическом курсе князя Ярослава. В 1043 году начнется русско-византийская. Но нет сомнений, что и предшествующие освящению храма годы в известном смысле прошли в Киеве под знаком Святой Софии — Премудрости Божией, осеняющей и град Киев, и всю Русскую землю, и правителя Киева «премудрого» князя Ярослава.
В Киевской Руси известны были два празднования освящения Софии Киевской. Одно из них — 4 ноября, — скорее всего, имело ввиду повторное освящение главного киевского храма, случившееся уже после кончины князя Ярослава Владимировича: согласно древним русским месяцесловам, 4 ноября храм освящал митрополит Ефрем, занимавший киевскую кафедру во второй половине 50-х — первой половине 60-х годов XI века. Второй же день, известный древнерусским месяцесловам, — 11 мая. Надо полагать, он и был днем празднования освящения Киевской Софии Ярославовой поры. Выбор этого дня, несомненно, имел глубокое символическое значение. 11 мая Восточная Церковь празднует «обновление Царяграда» — «день рождения» столицы Византийской империи в память о ее обновлении Константином Великим в 330 году (этот праздник отмечен и древнерусскими месяцесловами). Приурочивая празднование в честь своего главного храма к этому дню, князь Ярослав еще раз обозначал преемственность обеих Софий — Киевской и Константинопольской, а значит, и преемственность Киева и Константинополя. Вспомним, что и сам Софийский собор, по словам Илариона, создан был им «в святость и освящение» своему городу. Исследователи допускают даже, что освящение киевского кафедрального собора было совершено одновременно с освящением всего «города Ярослава», то есть крепостных укреплений Киева. Так, «обновляя» свой град, князь Ярослав уподоблял себя не кому-нибудь, а самому великому равноапостольному Константину.
Несомненно, празднуя освящение Софийского собора, Ярослав опирался и на уже имевшуюся русскую традицию: 12 мая, то есть на следующий день после празднования «обновления Царяграда», киевляне отмечали освящение церкви Пресвятой Богородицы — знаменитой Десятинной церкви, основанной князем Владимиром. Ярослав следовал по стопам отца («недоконченное тобою он докончил», — восклицал Иларион), но он сумел превзойти его, еще более приблизив собственно киевский праздник к константинопольскому.
Празднование Святой Софии 11 мая совпало с еще одной значимой датой в православном календаре. В этот день Церковь отмечает память святых равноапостольных Константина (Кирилла) и Мефодия, учителей славянских и изобретателей славянской азбуки. Надо думать, что такое совпадение должно было казаться особо знаменательным князю Ярославу, которого летопись называет великим любителем книг и почитателем книжной премудрости. Сама тема Софии — Премудрости Божией в представлении древнерусских книжников была неразрывно связана с именем и учением святого Константина, получившего уже от современников прозвище Философа (то есть, дословно, любителя мудрости) и с юности избравшего себе из всех земных добродетелей «Софью, сиречь мудрость». В сознании русских людей князь Ярослав явился прямым продолжателем великого дела первоучителя славян. Ибо если тот дал славянам грамоту, в значит, и возможность прославлять Господа на своем родном языке, то князь Ярослав по существу реализовал эту возможность применительно к Руси: перефразируя слова киевского летописца, он засеял Русскую землю семенами книжного учения, взращенными святыми Кириллом и Мефодием, дав последующим поколениям русских людей «неоскудную пищу» премудрости книжной.
Помимо прочего, Киевской Софии, по замыслу Ярослава, и предстояло стать вместилищем книжной премудрости; именно здесь стараниями князя была устроена первая на Руси княжеская библиотека. «Ярослав же сей… — рассказывает летописец, — любил книги и, много их написав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам…». Последующие слова летописца звучат настоящим гимном книгам и книжному знанию, столь любимым киевским князем:
«…И любил Ярослав церковные уставы, и священников любил весьма, особенно же черноризцев, и к книгам прилежал и читал их часто ночью и днем. И собрал писцов многих, и переложили те от грек на славянское письмо и списали книги многие, ими же поучаются верные люди, наслаждаясь учением божественным… Великая ведь бывает польза от учения книжного: книгами ведь наставляемы и поучаемы на путь покаяния; мудрость ведь обретаем и воздержание от словес книжных. Это ведь — реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими ведь в печали утешаемся; они — узда воздержанию. Мудрость бо велика есть; так же и Соломон, прославляя ее, говорил: «Я, премудрость, вселила свет и разум и смысл я призвала… У меня совет и правда; я разум, у меня сила. Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду… Любящих меня я люблю, и ищущие меня найдут меня» (Притч. 8: 12—17). Если прилежно поищешь в книгах премудрости, то обрящешь великую пользу душе своей. Ибо кто книги часто читает, тот беседует с Богом или со святыми мужами; почитая пророческие беседы, и евангельские учения, и апостольские, и жития святых отцов, восприемлет душе великую пользу».
Историки оценивают эпоху Ярослава Мудрого как совершенно исключительную в развитии русской книжной культуры. Говоря современным языком, в эти годы Русь пережила настоящий информационный взрыв, подобный тому, который переживаем мы сегодня, когда нам становятся доступны ранее неизвестные источники информации. В XI веке такими новыми источниками информации являлись книги.
Принявшая христианство на исходе X века, но знакомая с ним гораздо раньше, Русь имела возможность воспринять это вероучение на своем родном языке; уже существующая литературная традиция славянских переводов, выполненных великими славянскими учителями Константином (Кириллом) и Мефодием и их учениками в Моравии и Болгарии, облегчала русским людям знакомство с великим наследием христианской культуры. Возможно, и собственные литературные переводы с греческого и других языков появились на Руси также еще до Ярослава (хотя это остается пока лишь на уровне предположения). Но именно книжники Ярославовой поры совершили настоящий прорыв в деле христианского просвещения своего народа. В этой связи летописец и приводит свое знаменитое сравнение князя Ярослава с сеятелем, плодами трудов которого питаются последующие поколения: «…Как если некто землю разорит (вспашет. — А. К.), другой же засеет, иные же пожинают и едят пищу неоскудевающую: так и сей. Ибо отец его Владимир землю вспахал и умягчил, то есть крещением просветив; сей же насеял книжными словесами сердца верных людей, а мы пожинаем, приемля учение книжное».
В настоящее время очень трудно установить, какие именно книги были переведены книжниками Ярослава и какие книги вообще были переведены в Киевской Руси, а не, скажем, в Болгарии, откуда поступала на Русь основная масса славянских переводов. С большей или меньшей вероятностью исследователи называют «Хроники» Георгия Амартола, Иоанна Малалы и Георгия Синкелла — фундаментальные византийские исторические сочинения, излагающие события всемирной истории начиная с Сотворения мира; «Историю иудейской войны» Иосифа Флавия; так называемую «Александрию» — роман об Александре Македонском, приписываемый историку Каллисфену, сопровождавшему Александра в его походах, и потому именуемый «Псевдо-Каллисфеновым»; «Христианскую топографию» Козьмы Индикоплова, получившего свое прозвище в связи с мифическим плаванием в Индию; «Повесть об Акире Премудром», рассказывающую о некоем советнике ассирийского царя; Житие Василия Нового, жившего в первой половине X века, а также целый ряд других сочинений, в том числе апокрифов (то есть «отреченных» книг, иначе чем Священное Писание излагающих события ветхо- и новозаветной истории). Полагают также, что в XI веке в Киевской Руси осуществлялись переводы не только с греческого, но и с других языков — в том числе еврейского, латинского, может быть, сирийского и армянского. Известно, что Киев, Новгород и другие города древней Руси были в то время многонациональными; здесь жили представители разных народов, разных культур, и это, несомненно, не могло не способствовать обогащению собственно славянской культуры.
В отличие от Западной Европы в средневековой России сложились крайне неблагоприятные условия для сохранения накопленных книжных богатств. По оценкам специалистов, до нашего времени уцелело ничтожно малое число рукописей, бытовавших в древней Руси, — от долей процента до 1 % общего числа. Книги гибли во время пожаров и других стихийных бедствий, многочисленных войн, нашествий иноплеменников и внутренних междоусобиц; наконец, они просто быстро ветшали и приходили в негодность, ибо климатические условия нашей страны не слишком подходят для хранения древних пергаменных списков. И очевидно, что чем дальше отстоит от нас время написания рукописи, тем меньше шансов, что она могла уцелеть в последующие лихолетья. «…Удивляться надо не тому, что погибло большинство книг XI века, — с сожалением констатирует современный исследователь, — а тому, что хотя бы их малая часть дошла до наших дней».
Так, самая древняя из русских книг, бесспорно написанная на Руси при князе Ярославе, сохранилась в библиотеке далекого от Киева города Реймса, первой столицы Франции. Эта книга — знаменитое Реймсское Евангелие (точнее, кириллическая его часть, поскольку данная рукопись является конволютом, то есть соединением под одним переплетом двух разных рукописей; вторая часть Реймсского Евангелия написана глаголицей значительно позднее — как полагают, в конце XIV века в Чехии). Сохранившаяся русская часть книги представляет собой лишь небольшой фрагмент (2 тетради, или 16 листов) древнего служебного Евангелия (так называемого Евангелия Апракос). Исследованиями выдающегося русского филолога-слависта Лидии Петровны Жуковской можно считать доказанным, что эта рукопись старше наиболее древних датированных русских книг — Остромирова Евангелия 1056/57 года и Изборников 1073 и 1076 годов. Очевидно, она попала во Францию вместе с русской княжной Анной, дочерью Ярослава Мудрого, ставшей около 1051 года супругой французского короля Генриха I, а значит было переписано на Руси еще раньше. Впоследствии эта книга стала французской святыней: во время коронации французские короли — почитая эту книгу греческой — приносили на ней присягу.
Окружение Ярослава Мудрого и его сыновей также состояло в основном из людей книжных или, по меньшей мере, грамотных. Помимо упоминавшихся выше Илариона и Остромира, в этой связи можно назвать, к примеру, некоего Николу, посланного по какой-то надобности князем Ярославом из Киева в Новгород и оставившего автограф на стене новгородского Софийского собора: «Святая София, помилуй раба своего Николу, пришлеца из Киева града от своего князя Ярослава…».
Говоря о главном храме Русского государства, киевский летописец назвал его «митрополией», то есть кафедральным, митрополичьим собором. Книжники более позднего времени поняли это слово как указание на то, что сама Киевская митрополия возникла в 1037 году. «Того же лета великий князь Ярослав митрополию уставил (установил. — А. К.)», — читаем, например, в Софийской Первой летописи. Списки киевских митрополитов, составленные в XV веке, в том числе список, читающийся в Новгородской Первой летописи младшего извода, называют первым русским митрополитом современника Ярослава грека Феопемпта, упомянутого в летописи под 1039 годом.
Среди многих событий 1044 года, отмеченных летописями, одно, наверное, более других должно было запомниться киевлянам — хотя бы в силу своей необычности. «В лето 6552 (1044/45), — рассказывается в «Повести временных лет», — выгребоша (то есть извлекли из земли. — А. К.) двух князей, Ярополка и Олега, сынов Святославлих, и крестили кости их, и положили их в церкви Святой Богородицы».
Ярополк и Олег были родными братьями отца Ярослава, князя Владимира Святославича. Они приняли смерть еще в 70-е годы X века, став жертвами развязанной ими же междоусобной брани: Олег погиб в битве с Ярополком близ древлянского города Вручего, когда при отступлении войска, в результате давки, под тяжестью бегущих людей и мечущихся лошадей проломился мост через окружавший город ров; Ярополк принял смерть спустя несколько лет, в ходе войны с Владимиром — обманом завлеченный во дворец своего брата, он был поднят на мечи наемниками-варягами, находившимися на службе у Владимира. Где был погребен Ярополк, летописец не сообщает; скорее всего, в самом Киеве или, может быть, в окрестностях города, близ одного из загородных дворцов Владимира. Олега же похоронили с честью в Древлянской земле; «и есть могила его и до сего дня у Вручего», — писал киевский летописец в XI веке. И вот теперь кости обоих князей-язычников были извлечены из земли и, после посмертного крещения — исключительный случай в истории древней Руси! — положены в Киевской Десятинной церкви, где к тому времени уже покоились останки их бабки, первой русской правительницы-христианки княгини Ольги, а также их брата (и убийцы Ярополка!) Владимира.
Так спустя более полувека после кончины князья Ярополк и Олег Святославичи были формально причтены к христианству — именно в этом заключался смысл действа, совершенного Ярославом. Вероятно, он исходил из того всем известного факта, что оба князя воспитывались своей бабкой Ольгой, то есть, несомненно, в христианском духе, а значит, лишь трагическая гибель не дала им возможности еще при жизни приобщиться к христианской вере, как приобщился к христианской вере их единокровный брат Владимир, Креститель Руси. Перенося их тела в основанную Владимиром Десятинную церковь, ставшую усыпальницей княжеского рода, Ярослав как бы достраивал ряд христианских правителей Киевского государства, начатый Ольгой, удревняя тем самым христианскую историю Руси на несколько десятилетий, и устранял ту незримую пропасть, которая отделяла Русь языческую от Руси христианской. Несомненно, он думал при этом и о самих князьях, погибших в язычестве и обреченных потому на вечную муку «в геенне огненной», — по его убеждению, посмертное крещение даровало спасение и вечную жизнь точно так же, как настоящее, прижизненное, совершенное в купели «пакыбытия». В эпоху ожиданий близящегося конца света, когда Господь «будет судить живых и мертвых» (2 Тим. 4: 1), это было еще и проявление трогательной заботы князя об умерших не своей смертью родичах.
Наверное, какие-то из примеров, приведенных книжником XVI века, были известны уже во времена Ярослава, и ученые советчики киевского князя могли ссылаться на них в обоснование правомочности его действий. Но главным для Ярослава, несомненно, был даже не религиозный, а политический смысл содеянного. Обоснование единства правящего княжеского рода должно было способствовать укреплению его собственной власти, ибо именно в его лице и в лице его подросших сыновей княжеский род продолжал свое существование в качестве правящего в Русской земле. Акт 1044 года «был проведен фактически на государственном уровне, — отмечает Аполлон Григорьевич Кузьмин, один из наиболее проницательных исследователей древней Руси. — Русь христианская соединялась с языческой, как бы продолжая ее». Примерно в те же годы или несколько позже эта идея найдет обоснование в знаменитом «Слове о законе и благодати» Илариона Киевского: обращаясь к памяти «великого кагана земли нашей», отца Ярослава князя Владимира Святого, будущий киевский митрополит особо подчеркнет преемственность его власти от власти его славных предков — «старого Игоря» и «славного Святослава», которые «не в худой… и неведомой земле владычествовали, но в Русской, что ведома и слышима есть во всех четырех концах земли».
Впервые храм серьезно пострадал в 1240 г. при разграблении Киева ордами Батыя. Монголо-татары нанесли Софии Киевской серьезный урон. Собор не только лишился своей драгоценной утвари, но и был частично разрушен. Особенно пострадали галереи и западная часть храма. Тем не менее и после Батыева погрома Софийский собор продолжал считаться кафедральным храмом русских митрополитов. Несмотря на разрушения в нем продолжали совершать богослужения. Но постепенно он приходил во все большее запустение, как и весь Киев. Митрополит Кирилл III, возглавивший Русскую Церковь после Батыева нашествия, мало жил в своем кафедральном граде — почти вся его жизнь прошла в разъездах по епархиям, в которых первосвятитель восстанавливал церковную жизнь после монголо-татарского разорения. Тем не менее великий первоиерарх, скончавшийся в Переславле-Залесском, все же был погребен в Софии Киевской.
Около 1299 г. преемник Кирилла — св. митрополит Максим — окончательно оставляет разоренный и пришедший в упадок Киев и переносит свою резиденцию во Владимир на Клязьме, под защиту князей Северо-Восточной Руси. Однако и сам Максим, и его преемники продолжают сохранять титул митрополита Киевского и всея Руси, а Софийский собор — статус кафедрального митрополичьего собора. И все же Предстоятели Русской Церкви редко посещают его, и древний собор продолжает ветшать. Частые и опустошительные набеги татар и литовцев еще более ускоряют его разрушение.
В 14 веке большая часть западно-русских земель вошла в состав великого княжества Литовского. Софийский собор продолжает лишь формально считаться главным храмом. Митрополиты Киевские лишь изредка наведываются сюда из Новогрудка и Вильны. Храм по-прежнему продолжает страдать от набегов крымских татар. Так, он был разграблен крымчаками в 1497 г. Тогда же татарами был убит митрополит Киевский св. Макарий, который ехал в Киев, чтобы привести в порядок разоренный кафедральный собор. Захват собора униатами Разрушения, причиненные собору в течение 16 в., были столь велики, что, по словам современника, некогда величавый собор стоял в это время уже без кровли. Вероятно, в эти же годы в Софии Киевской прекращаются богослужения. Иначе трудно понять, как собор смогли захватить униаты, хотя лишь на короткое время. Это произошло после заключения в 1596 г. Бресткой унии. Власть польского короля в Киеве была не слишком сильна, и православные сумели здесь организовать решительное сопротивление унии. Православные киевляне отразили попытки католиков захватить Киево-Печерскую Лавру и другие киевские храмы. Однако немногочисленные изменники Православия сумели утвердиться в заброшенном Софийском храме и удерживали его около трех десятилетий. Правда, распорядились они православной святыней весьма своеобразно. Сохранилось сообщение о том, что в 1605 г. униатский поп Филипп, управлявший Софийским собором, «каменье тесаное на столбах и сходах разным людям пораспродавал». В результате хозяйничанья католиков полностью рухнула западная галерея собора.
Ставший в 1633 г. православным митрополитом Киевским св. Петр Могила уже в самом начале своей деятельности добился у короля Владислава IV разрешения отобрать разоренный и поруганный Софийский собор у униатов и заняться, наконец, его восстановлением. Митрополит Петр привлек к восстановлению Софии Киевской итальянского архитектора Октавиано Манчини. Тогда же были забелены его древние мозаики и фрески. К открытию фресок было приступлено по высочайшему повелению лишь в 1848 г. Работа эта велась без должной осторожности, и открываемые фрески немедленно и весьма грубо реставрировались. В 1885 г. А. Праховым были открыты мозаики в куполе и на внутренней стороне триумфальной арки. Петр Могила вновь сделал Софийский собор кафедрой митрополитов Киевских и Галицких — этот статус храм сохранял вплоть до начала ХХ столетия. Тогда же при Софийском соборе был учрежден небольшой мужской монастырь. К сожалению, несмотря на то, что при Петре (Могиле) в соборе были проведены гигантские восстановительные работы, митрополит так и не успел их завершить до своей кончины — западная часть собора продолжала оставаться в руинах.
Окончательно собор был возрожден только в конце 17 в., после того, как Киевская митрополия вновь вошла в состав Московского Патриархата при Патриархе. В возобновлении храма принимали участие не только малороссийские зодчие, но и московские мастера, почерк которых угадывается в форме некоторых наличников собора. В целом же Софийский собор в это время приобретает черты, свойственные памятникам украинского барокко — храм получает грушевидной формы главы, его стены украшаются лепниной. В течение 18-19 вв. продолжаются строительные работы в Софийском монастыре. Собор украсился новым роскошным иконостасом из позолоченного дерева, рядом с ним были выстроены высокая колокольня, теплая зимняя церковь (т.н. «Малая София»), здания митрополичьих покоев и монашеских келий. В последний раз переделки затронули Софию Киевскую в 1882 г., когда был перестроен западный фасад собора.
В течение 18-20 вв. Софийский собор продолжал оставаться кафедральным собором митрополитов Киевских и Галицких. Многие из них были погребены в соборе. В Софии Киевской совершались архиерейские хиротонии.
Драматические перемены в судьбе собора наступили после Октябрьского переворота 1917 г. На Софийский храм, воспринимавшийся в качестве символа Киевской Руси, начинают претендовать приверженцы автокефалистского раскола, который окончательно оформился в 1921 г. Однако Патриарший Экзарх Украины категорически отказались участвовать в проводимом в Киеве при поддержке большевиков лжесоборе раскольников-автокефалистов. В результате приверженцы раскола приняли беспрецедентное решение — в нарушение канонов совершить «рукоположение» Липкивского «соборно», то есть с участием священников, диаконов и мирян, а не епископов, как требуют каноны Православной Церкви. Кощунственная «хиротония» раскольничьего лжемитрополита была совершена в Софийском соборе, который со времен средневековья не видел подобного бесчинства. Позднее Липкивский «рукоположил» других лжеархиереев УАПЦ. За противные канонам «хиротонии» раскольников-липкивцев в народе прозвали «самосвятами». К сожалению, именно эти деятели, совместившие в своем учении националистические и обновленческие идеи, захватили в свои руки величайшую святыню Православной Руси — Софийский собор.
Однако деятельность раскольников-самосвятов продолжалось недолго. Поначалу большевистская власть покровительствовала им, надеясь с помощью липкивцев изнутри разрушить церковную жизнь на Украине. Но за раскольниками пошло ничтожно малое число православных верующих. Убедившись в неэффективности раскольничьей «церкви», советская власть перестала поддерживать УАПЦ, и уже в начале 1930-х гг. она прекратила свое существование на территории советской Украины. В 1934 г. году Софийский собор был закрыт, а в 1935 г. древний храм был превращен в музей-заповедник. Участь Софии Киевской была все же более благополучной в сравнении с Михайловским Златоверхим монастырем и другими киевскими памятниками, уничтоженными в годы советской власти. В отличие от Успенского собора Киево-Печерской Лавры не пострадал Софийский храм и в годы Великой Отечественной войны. Правда, после закрытия София лишилась целого ряда ценных деталей своего убранства — были отправлены на переплавку массивные серебряные (весом 114 кг) Царские Врата главного иконостаса, уничтожены 8 иконостасов боковых приделов, разрушены надгробия Киевских митрополитов.
В то же время советский период стал для Софийского собора временем интенсивных реставрационных работ, в ходе которых из-под позднейших записей были высвобождены драгоценные мозаики и фрески XI в., восстановлены фасады храма и других построек Софийского комплекса. Собор в постсоветское время Перемены в статусе храма наступили в конце т.н. «перестройки». Власти Украины стали изредка разрешать совершение богослужений в Софийском соборе, который сохранял при этом статус государственного музея-заповедника и поныне остается таковым. В октябре 1990 г. здесь была совершена Божественная Литургия, которую возглавил Патриарх Алексий II. Во время богослужения Патриарх Алексий вручил митрополиту Киевскому и всея Украины грамоту о даровании УПЦ полной самостоятельности в управлении. Единственной правопреемнице той Церкви, которая существует со времен Крещения Руси, храм также не был возвращен. В дальнейшем Софийский собор еще неоднократно предоставлялся раскольникам для совершения «богослужений». По инициативе президента Кучмы в нем также проводились «экуменические молебны», в которых, как правило, принимали участие представители раскольничьих сообществ, различных протестантских деноминаций и даже исламских и иудейских общин. Священноначалие Украинской Православной Церкви Московского Патриархата неизменно отказывается от участия в подобных мероприятиях, противоречащих канонам Православной Церкви. Впрочем, многострадальный собор в последние годы пережил и не такое — в его алтаре устроили свой шабаш приверженцы т.н. » Белого Братства», возглавительница которого — Марина Цвигун — пошла гораздо дальше, провозгласив себя ни много ни мало, как живым воплощением Бога.
Софийский собор с севера и юга окружен аркадами-галлереями. Его размеры – длина – 37 м, ширина – 55 м, высота от пола до зенита главного купола – 29 м. В наши дни в соборе насчитывается 19 куполов. В конце XVII века храм перестраивался. Пяти древним куполам придали украинскую барочную грушевидную форму. Помимо собора в архитектурный комплекс включены колокольня, дом митрополита, бурса, трапезная, южная въездная башня, братский корпус, кельи, консистория и западные ворота. В доме митрополита и посей день проводятся официальные представительские мероприятия. После окончания реставрации здесь разместиться первый в Украине Музей архитектуры. В 1969 году, чтобы почтить память об основании Ярославом софийской библиотеки, установили стелу.
В храме вы восхититесь удивительным мастерством древних живописцев, создавших мозаичные изображения Христа-Вседержателя, Марии-Оранты, апостолов, композии «Благовещенье», «Деисус», «Евхаристия». Но настоящее дыхание далекой эпохи ощутите, когда на стенах и сводах увидите фрески со светскими сюжетами. Высота мозаики 6 метров. Мозаика составлена из каменных и стеклянных пластинок различных цветов и оттенков (около 177 оттенков разных цветов). Среди них вы найдете портрет семьи Ярослава. Его дочери стали королевами Норвегии, Франции, Венгрии. Также при дврое Ярослава находили политическое убежище прославленные норвежские викинги Олаф Святой, Магнус Добрый, Гаральд Смелый, сыновья английского короля, королевич Венгрии Андрей I. Это все есть свидетельством того, сколь велик был международный авторитет Древнерусского государства.
Живопись XI века, которая украшает колокольню собора, изображает сцены игр, организованных в Константинополе императором Константином Порфирогенетом в честь княгини Ольги. На фресках изображены мимы, жонглеры, музыканты, танцоры, дрессировщики, гонки колесниц. Более поздние фрески собора (17-19 веков) посвящены только религиозной тематике. 300 графитти на стенах собора свидетельствуют о высоком уровне грамотности Киевской Руси XI века. Древние фрески и мозаики (1260 кв. м). Долгое время Софийский собор был местом захоронения киевских князей. Первым здесь погребен Ярослав Мудрый. Мраморный саркофаг с его останками и по сей день стоит в Софии. Здесь погребен и Владимир Мономах.
Во всех уголках земного шара и во все времена люди славили книгу. «Слово книжное — свет дневной» — писали в древних манускриптах. Бесценные собрания книжных сокровищ безвозвратно гибли во время кровопролитных войн, горели в пламени костров и городских пожарах, их безжалостно грабили и уничтожали. Но все-таки они дошли до нас — редкие и удивительные.
Под сенью могучих киевских каштанов недалеко от главного входа в Софийский собор стоит памятная стела, вырубленная из серого гранита. Она напоминает посетителям древнего храма о знаменательном событии в истории Киевской Руси — основании в 1037 году великим князем Ярославом Мудрым первой библиотеки. Со стелы на нас смотрит сам киевский князь, под рельефным изображением которого начертаны слова из «Повести временных лет»: «В лето 6545. Сей же Ярослав, сын Володимер, насея книжными словесы сердца верных людей. Велика бо польза бывает человеку от учения книжного». Годы, естественно, указаны по Константинопольскому календарю, в котором отсчет велся от сотворения мира и до Рождества Христова имел 5508 лет. В нашем современном календаре 6545 год соответствует 1037 году.
Первое и последнее упоминание о так называемой «библиотеке Ярослава» — в «Повести временных лет» в статье под 1037 годом: «Ярослав же любим бо книгам, и многы списав положи в церкви святой Софьи, юже созда сам». Вот и вся историческая информация, все остальное — домыслы, догадки, версии и гипотезы. Не случайно Софийский собор стал местом основания первой библиотеки на Руси. В те далекие от нас времена он был как бы центром не только Киева, но и всей Руси. Впрочем, Ярослав Мудрый мог собирать библиотеку в течение 25 лет. Есть основание считать, что в нее вошли и книги великого князя Владимира, который любил «словеса книжные». Не вдаваясь в детали и не цепляясь за мелкую конкретику, можно прийти к выводу, что во времена правления Ярослава Мудрого Софийский собор Киева располагал значительным собранием рукописных книг, местонахождение которых в настоящий момент неизвестно.
Софийские Царские Врата – они впервые были представлены во время торжеств по случаю 1020-летия крещения Руси. Софийская колокольня – это четырехъярусное сооружение с триумфальным парадным въездом на подворье собора. Она получила название «триумфальной» в честь победы Петра I над шведами и гетманом Мазепой.
Ее построили в 1699 – 1706 гг. Колокольня претерпела многочисленные изменения. Нынешний облик она приобрела в 1852 году. Высота ее – 76 м. В первом ярусе находится вход в усадьбу, во втором – самый большой бронзовый колокол в Украине (13 т), который был отлит в 1705 году Киевским мастером Афанасием Петровичем. Украшен он орнаментом. Также здесь отлит герб гетмана Мазепы. Этот колокол мастер отливал на средства, пожертвованные гетманом, поэтому и получил имя в честь заказчика – «Мазепа». На стенах третьего яруса можно увидеть рельефные изображения апостола Андрея и князя Владимира. Сам фасад колокольни украшен богатым лепным узором в стиле украинского барокко. Стены окрашены в бирюзовый цвет, который, сочетаясь с лепкой и золотом, создает приятный цветовой колорит. В 1995 году у стен сооружения был похоронен Святейший патриарх Киевский и Всея Руси – Украины – Владимир.
Софийская площадь — еще с давних времен здесь кипела экономическая общественная и политическая жизнь. Тут проходили вече, ярмарки. Здесь жители встречали въезды князей, царей, митрополитов, Богдана Хмельницкого, разгромившего поляков. Тут проходил митинг народных масс, выступавших против запрета царем празднования столетней годовщины со дня рождения Шевченко. На этой площади провозглашались универсалы, шли митинги в поддержку Центральной Рады, Директории, а в августе 1991 года – в поддержку независимости Украины. На этой площади возвышается конный монумент гетмана Богдана Хмельницкого, национального героя Украины. Создать такой памятник предложил украинский историк Н. Костомаров. Выполнил скульптуру Михаил Микешин. Памятник был открыт перед празднованием 900-летия крещения Руси. Святая София, как и прежде, принимает делегации различных иностранных гостей. По традиции здесь часто проводят торжественные мероприятия, которые посвящаются знаковым историческим событиям…
